Существует множество различных типов шаманских инициации, но все они
неизменно включают в себя элементы переживания смерти, расчленения,
очищения и воскресения. В инициации как бы умирает "ветхий человек" и
воскресает обновленная и укрепленная личность "нового человека",
"сверхчеловека" архаического общества.
Вот человек, страдающий от головных болей, сонливости, слуховых
галлюцинаций и т. п., приходит к шаману и просит научить его шаманскому
служению. За этой просьбой следует посвящение, во время которого
инициируемый получает свой первый и важнейший психотехнический опыт. Он
переживает умирание и смерть; он представляет, как его тело расчленяют
на части, извлекают внутренние органы и развешивают их на крюках. Потом
их варят и выделывают заново.
По существу, это видение сродни библейскому пророческому
обновлению, прекрасно прочувствованному и описанному Пушкиным:
"И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
"Восстань, пророк, и виждь, и внемли.
Исполнись волею Моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей!"
Здесь, как и в шаманской инициации, мы видим божественного избранника,
которому высший дух (серафим) отверзает очи духовного видения, уши
духовного слышания, заменяет "празднословный и лукавый язык" "жалом
мудрыя змеи" и, наконец, заменяет "сердце трепетное" на "угль, пылающий
огнем", после чего человек, прошедший через смерть, приходит к новой,
высшей жизни и приступает к выполнению своей пророческой миссии. Как все
мы знаем из школьных учебников, Пушкин имел в виду под пророком поэта,
но и это сближение далеко не случайно и глубоко укоренено в традиции.
Достаточно вспомнить об арабах доисламского периода, совершенно
однозначно сближавших пророков и поэтов и видевших в поэтическом даре
проявление божественной харизмы, обуянности божеством.
В то время как тело шамана лежит расчлененным или варится в котле,
приобретая новые сакральные качества, отделенную от тела душу шамана
возносит на вершину мирового древа гигантская птица с железными перьями и
длинным хвостом, птица-прародительница шаманов; она помещает душу в
яйцо, лежащее в ее гигантском гнезде, и высиживает, пока дух шамана не
приобретет сакральной зрелости. Потом душа шамана вылупляется из яйца и
входит в обновленное и воссоединенное тело. Посвящаемый воскресает уже
не профаном, а шаманом, готовым к своему служению. Инициация завершена.
Оговоримся, что описанный нами сюжет является некоторым вольным
обобщением инициационных переживаний посвящаемых разных шаманских
традиций (в основе лежат посвятительные практики якутов).
М. Элиаде описывает технику ритуала инициации и сопровождающие его
переживания в шаманских традициях якутов, самоедов (ненцев), тунгусов,
бурят, австралийцев, южноамериканских индейцев, индонезийцев, эскимосов и
других народов, но везде мы встречаемся с переживанием расчленения
тела, смерти и воскресения, сопровождаемого чувством исцеления и
обновления.
Ниже мы подробнее рассмотрим характер посвящения у эскимосов как один из
наиболее сложных, интересных и характерных (особенностью момента
избранничества здесь является то, что кандидата в шаманы или находит
практикующий шаман, как у эскимосов-аммасаликов, или он самостоятельно
высказывает желание стать шаманом, как у эскимосов-иглуликов).
У эскимосов-аммасаликов шаман (ангакон) сам выбирает себе учеников среди
мальчиков шести - восьми лет. Каждый шаман обычно обучает пять или
шесть учеников. Обучение проходит в глубокой тайне
Оно предполагает уединение у старой могилы или у озера, где ученик
должен тереть друг о друга два камня и ждать особого знамения. Шаман
объясняет ученику, что потом перед ним появится медведь, который сдерет с
него всю плоть, так что останется один скелет, после чего последний
обрастет новой плотью, и затем последует воскресение.
Лабрадорские эскимосы считают, что в виде медведя появляется сам Великий
Дух - Тонгарсоак. В западной Гренландии посвящаемый остается "умершим"
(в бессознательном состоянии) в течение трех дней после появления духа.
Пережив смерть и воскресение, новый шаман проходит ритуал наделения
силами и получает власть над духами-помощниками. После этого он обычно
идет к другому учителю (так как каждый шаман считается специалистом
только в одной конкретной технике) и собирает целый сонм
духов-помощников.
У эскимосов-иглуликов ритуал инициации еще интереснее. Желающий стать
шаманом приходит к выбранному учителю и просит его наставлений. Если тот
не видит препятствий, то соглашается. Тогда ученик и вся его семья
каются перед шаманом в грехах (нарушение табу и пр.), после чего
наступает краткий период наставлений (иногда пять дней), за которым
следует период усиленной тренировки в уединении.
Затем приходит пора собственно инициации. Старый шаман выделяет душу
ученика из его глаз, мозга, внутренних органов и т. д., чтобы духи могли
знать, что в нем является лучшим. После этого новый шаман приобретает
способность отделять душу от тела (что-то вроде отделения астрального
тела западного оккультизма) и совершать длительные "духовные"
путешествия в воздушном пространстве и глубинах морей.
Затем благодаря усилиям учителя посвящаемый переживает озарение или
просветление (ангакокв или кауманекв), заключающееся в видении
таинственного света, который шаман внезапно ощущает в теле и голове.
Этот свет подобен сияющему огню, благодаря которому шаман может видеть в
темноте (и в буквальном, и в переносном смысле) даже с закрытыми
глазами. Ему также становятся присущи ясновидение и предвидение.
Посвящаемый обретает видение света после долгих часов ожидания в своем
жилище, во время которого он, вероятно, занимается созерцанием и
вызыванием духов.
К. Расмуссен, на которого ссылается М. Элиаде, так описывает этот опыт в
своей книге "Интеллектуальная культура эскимосов-иглуликов": "Он
подобен тому, как если бы дом, в котором он сидит, внезапно бы взлетел
вверх; шаман видит далеко перед собой - сквозь горы, как если бы земля
была одной гигантской равниной, а его взор мог бы проникнуть до ее края.
Ничто более не скрыто от него; он не только может видеть вещи,
находящиеся далеко от него, но он также может видеть души, украденные
души, которые заперты в далеких, странных землях или взяты в верхний или
нижний мир, в Страну мертвых".
Здесь присутствуют мотивы восхождения и полета, особенно характерные для
шаманизма, в частности присущие и сибирскому шаманизму. Но особенно
интересен момент видения света, фотизма, чрезвычайно характерный для
многих развитых форм религии (от раннего брахманизма до буддийской йоги и
христианской мистики). Пример эскимосского шамана свидетельствует, что
подобный опыт был доступен для архаического человека со времен
незапамятной древности.
Весьма любопытной особенностью эскимосского шаманизма является техника
созерцания собственного скелета, входящая в индивидуальный
психотехнический опыт инициируемого. Длительное и упорное созерцание
себя как скелета сопровождается своеобразной аскезой и предполагает
способность к высокой степени сосредоточенности и визуализации. Шаман
постепенно как бы снимает с себя кожу, мышцы, убирает внутренние органы и
т. д. до тех пор, пока от его тела не останется один скелет. Во время
этой созерцательной процедуры шаман называет каждую часть своего тела,
каждую его косточку, используя особый священный шаманский язык.
Так, избавившись от преходящего и гибнущего, от плоти и крови и сведя
свое тело к его субстанциальной основе, как бы приобщившись к вечности,
шаман посвящает себя служению, отождествляясь с той первоосновой,
которая будет существовать столько же, сколько солнце и ветер. По
существу, именно этот момент созерцания себя как скелета и тождественен
посвящению, за которым следует получение поддержки от духов-помощников.
В отличие от сибирского шаманизма, где видения смерти, расчленения тела и
пр. предполагают совершение этих актов (убийства, расчленения) другими
лицами (предками шамана, духами и т. п.), здесь переживание себя как
скелета воспринимается следствием собственных усилий в аскетизме и
психотехнической созерцательной практике. Но и в сибирском, и в
эскимосском случае сведение себя к скелету означает выход (в
терминологии Элиаде) за пределы профанного в область сакрального.
Здесь кость представляет собой символ самого первоисточника жизни,
субстанциальной основы существования, вечной и незыблемой реальности, не
подлежащей тленному и изменчивому миру плоти и крови.
Свести себя к скелету - это как бы вновь, говорит Элиаде, войти в утробу
первозданной жизни и пережить полное обновление, таинственно
возрождение.
Отметим, что подобного рода психотехнические приемы есть и в
высокоразвитых религиях, например в буддизме и христианстве. Но здесь их
цель существенно иная - видение тщеты и мгновенности мирского и
профанического, всеобщности непостоянства и неизбежности смерти. Однако
поскольку переживание этого "памятования о смерти" также ведет к
трансцендированию профанического уровня, можно говорить все же о
принципиальном функционально-целевом тождестве двух подходов.
Особенно интересен пример даосизма, сохранившего изначальную архаическую
семантику скелета и костяка. "Дао дэ цзин" противопоставляет внешней и
поверхностной красивости преходящего мира (цвета, звуки и влечение к
ним) постоянность и сущностность живота и костяка, пищи и скелета. И то,
и другое равным образом символизируют субстанциональность и предельную
реальность невыразимого и "непроходимого" Пути - вечного Дао. Это
объясняется уже неоднократно отмечавшейся нами неразорванной связью
даосизма с архаическим типом мышления и базовыми формами архаической
культуры.
Резюмируя сказанное, отметим еще раз, что всякий инициационный ритуал
является ритуалом мистериального типа и предполагает непосредственное
переживание посвящаемым смерти, расчленения тела, воскресения и
преображенного возрождения, не только кладущего конец "шаманской
болезни" в случае наличия таковой, но и превращающего нового шамана в
сильную личность архаического общества.
